Сергею Наталушко 49 – и он снова удивляет. На жизнь себе по-прежнему зарабатывает игрой в футбол: наверно, говорит, ничего другого не могу. Уточняет, правда: три года после завершения карьеры был продавцом в магазине. В разговоре с корреспондентом Sports.ru Наталушко разобрал по винтикам свою карьеру, с началом и концом которой припозднился, вспомнил, как строил АЭС и за что получил полгода исправительных работ, и объяснил, как с тренером Павловым и камышинским «Текстильщиком» дошел от первенства области до Кубка УЕФА.

АЭС, типография, суд

– Чем сейчас живете?

– В футбол играю.

– Неожиданно.

– Да, в первенстве области за свой город родной бегаю, за Николаевск. Это напротив Камышина, на другом берегу Волги.

– У каждого второго закончившего футболиста спрашивают: «Нет ощущения, что недоиграли?» У вас нет ощущения, что переиграли?

– У меня есть ощущение, что больше ничего другого не могу. Да и потом – я в 28 лет только в команду мастеров попал. У меня в Николаевске раньше какой футбол был: мужики три раза в неделю после работы собирались мяч гонять, ну и я, пацан, к ним прибился. Меня в это время из секции легкой атлетики выгнали как бесперспективного. И я для себя как-то начал футболом заниматься. Уровень был абсолютно нулевой. В четырнадцать лет я еще жонглировать мячом не умел. И появилась дурацкая детская мечта.

– Что за мечта?

– Хотел в 20 лет попасть в команду мастеров. Сам себя тренировал, никакой ДЮСШ у меня в жизни не было. Бегал на первенство области по второй группе за Николаевск. А Сергей Павлов уже тогда тренировал камышинский «Текстильщик», они в первой группе играли. И кто-то ему про меня шепнул. Он позвал, но я – дерзкий, 22-летний – решил: не нравится команда, играть в ней не буду. И не поехал туда. Через год Павлов уже сам за мной приезжал.

– Согласились?

– Да. Смекнул, что в Камышине смогу играть в футбол – и ни о чем другом не думать. Это была заводская команда, игроки числились на предприятии, не работали, но зарплату получали. А я до прихода в «Текстильщик» семь лет смену за сменой отрабатывал. После школы сразу на стройку пошел. Потом по колхозам ездили. Там все подряд строили: каналы для мелиорации, дома.

– Интересно.

– Еще я в типографии вкалывал. Мне там, кстати, больше всего нравилось. Я был резчиком бумаги, затем – печатником. В 1980-м поехал на Украину, в поселок Кузнецовск – строил Ровенскую АЭС. Для охлаждения воды на станции используются градирни – 150 метров высотой. Вот их я и строил. В футбол играл по КФК. Жену оттуда привез, дочь родилась, но затем разошлись. Потом, в конце 80-х, когда я уже играл, приключилась не очень приятная история с алиментами. Получилось, что я ушел из «Текстильщика», поехал на просмотр в Махачкалу. Долго там пробыл, но меня не заявили. Та же история случилась в Краснодаре. Вернулся в Камышин, Павлов готов был взять. Но я чего-то в такой отвратительной форме был, что сам сказал: «Не тяну». В итоге восемь месяцев нигде не работал – и не с чего было платить алименты. Только стал выступать за «Текстильщик» во второй лиге – суд.

«Больше ничего другого не могу, я в 28 лет только в команду мастеров попал»

– Что дали?

– Полгода исправительных работ. Но я к тому моменту стал довольно неплохо зарабатывать. В «Текстильщике» нашли возможность платить игрокам по хозрасчету, легально – по полторы-две тысячи в месяц. Сумасшедшие деньги для того времени. Я, как положено, 25 процентов отдавал бывшей, а полгода платил еще 25 – в счет исправительных работ. УФСИН, или как его там, нарадоваться не мог. Начальника этой службы после встретил – он меня чуть не расцеловал: «Ну ты нам подсобил!».

– Как «Текстильщик» взлетел за пять лет из первенства области – в высшую лигу?

– Платили хорошо, состав подобрался отличный, а потом страна начала разваливаться – и мы на этой волне шли наверх. Самое сложное было во второй лиге. Мы играли в кавказской зоне. Это просто ужас. Гостеприимства, конечно, не было и в помине. В одном городишке нас поселили в разрушенном общежитии. Дверей нет, но ключи от них зачем-то давали – как положено, под роспись. Издевательство. Пошли ужинать – и нас так в столовой покормили, что команда расстройство кишечника получила. Всю ночь бегали.

– А футбол какой был?

– А там футбола не было – пенальти на пенальти. В твоей штрафной кто-нибудь падает – оп, точка. Но мы как-то шестое место умудрились взять. Думаю, тоже судейством занимались, не без этого. Потом все было очень быстро: буферная зона между первой и второй лигой – первая лига – развал Союза – высшая лига.

Первобытное, тренеры, «Нант»

– Сколько вы отработали с Павловым?

– Ну считайте – с 1983-го по 2000-й. Семнадцать сезонов, с перерывами. Полных пятнадцать точно наберется.

– Как вы сами себе это объясняете?

– Да я тоже озадачивался – и не мог ответа найти. Понимал он меня, наверное, как человека. Понимал, что я хочу делать на поле. И не ломал меня.

– Другие тренеры не понимали и ломали?

– Да. Никто не мог прочувствовать, как я играю. В Махачкале, в Краснодаре меня пытались в какую-то схему встроить, но ничего не получалось.

– А как вы играли?

– Я старался быть везде. Большинство нападающих ждут мяча впереди, много времени проводят стоя. Я так не умел. Как только останавливался – сразу что-то как будто перегорало во мне, я выпадал из игры. Мне постоянно надо было отходить назад, помогать добывать мяч, потом тащить его вперед. Я как привык у себя в Николаевске играть – везде, так и всю жизнь играл. Я футболист без школы, на поле мной владело что-то животное, природное, первобытное. Часто не мог понять, как забил, как обвел. Натурально – какое-то помутнение. Себя вспоминаешь в тот момент – как в горячке. 70 процентов голов я забивал по наитию. То есть вообще в этот момент не думал, отдавался инстинктам. Часто замечал, что как только начинаешь чего-то прикидывать – ничего путного не выходит. На мяче думать нельзя. Первый же импульс, который идет из мозга в мышцу, – правильный. Вот так я и играл. Вся моя философия.

– А Павлов?

– А Павлов порой говорил: «Я не понимаю, как Серега в футбол играет: ни скорости, ни удара. Но играет!».

«Самое сложное было во второй лиге. Мы играли в кавказской зоне. Это просто ужас»

– Вы с ним не ругались никогда?

– Наоборот – всегда ругались. Каждый год стабильно. Я просто и тогда, и сейчас говорю, как есть, выражений особо не выбирая. Ну и зачастую что-нибудь неприятное для тренера мог произнести. И Павлов меня несколько раз из «Текстильщика» убирал, и сам я в каких-то случаях уходил. Семь-восемь эпизодов наберется: и на первенстве области, и в команде мастеров уже.

– Куда уходили?

– Иногда – в другую команду. Но лишний раз убеждался, что только Павлов меня и понимает. Пару раз вовсе пытался уйти из футбола. В конце 1994-го, после того, как Камышин в Кубке УЕФА играл, Павлов мне сказал: «Ну, наверное, твое время закончилось».

– Сейчас особенно смешно это слышать.

– Вот-вот. А тогда я и впрямь думал, что закончил. 34 года было. В ресторане работал администратором. Одна газета, правда, однажды захотела сенсации – написала, что барменом. Полтора или два месяца там отработал. Как дурак курил по полторы пачки в день. И тут про меня неожиданно Корней Андреич Шперлинг вспомнил – позвал в «Балтику». Поехал на сборы в Болгарию, неудачно упал на руку в контрольном матче и загипсованный в Камышин вернулся. «Балтика» от меня отказалась, в ресторан уже самому не хотелось – и я стал с «Текстильщиком»-2 тренироваться, прямо в гипсе. Павлов потом позвал к себе: «Ну давай возвращайся, что ли».

– Кубок УЕФА вспоминаете?

– Еще бы. Об одном жалею: не в Камышине гостей принимали. На нашем стадионе не разрешили играть, мы в Москве бились – и с венграми, и с «Нантом». Венгров 6:0 или 6:1 в первом матче вынесли. Но вот именно этот матч и больно вспоминать.

– Почему?

– Играли 13 сентября, в мой день рождения. А у нас было семь или восемь нападающих – и Павлов меня даже в заявку не вписал. Я до перерыва на стадионе посидел – и к другу поехал. Второй тайм смотрел уже у него дома по телевизору. Расстроен был жутко. А с «Нантом» – в 1/16 финала – я играл. Гостевой матч никогда не забуду. Тогда «Нант» это была большая сила, они в 1995-м чемпионат Франции выиграли. На стадионе 40 тысяч зрителей, все галдят, кричат. Ты рядом с человеком стоишь, говоришь ему что-то – и сам себя не слышишь. У нас был даже не мандраж, а как бы это лучше объяснить... Ну вот быка выпускают на арену: он бегает, носится, не знает, что делает. И мы так же примерно играли. Получили 0:2. В Москве – 1:2. Примечательный момент: до нас они «Ротор» обыграли. То есть в теории в 1/16 Кубка УЕФА мог быть матч «Ротор» – «Текстильщик».

Нарядный Бревнов, хет-трик в 38, «спуститься в гаражи»

– У «Текстильщика» с «Ротором» война ведь была?

– Да. Товарищ Горюнов очень хотел, чтобы нашей команды не было. Своего он добился. Тогда спортивным структурам давали льготы на ввоз алкоголя, сигарет. «Ротор» на этом и поднялся, а нам такую лазейку перекрыли – стараниями Горюнова.

– Помните момент, когда в «Текстильщике» закончились деньги?

– А это как раз тогда и случилось. Наш хлопчатобумажный комбинат разваливался, денег не было. Потом «РАО ЕЭС» взяло команду под крыло. Но вскоре в тамошнее руководство пришел некий нарядный человек по фамилии Бревнов и сказал, что мы – непрофильный актив, от которого надо избавляться. Через какое-то время я в газетах прочитал про Бревнова, что он себе первым делом зарплату поставил – 200 тысяч долларов. Плюс квартиры. Дачи. Самолеты. Себя он, видимо, считал профильным активом. Года не прошло – он в Америку убежал.

– А у вас?

– А у нас все уже было, ку-ку. В тот момент и начал загибаться футбол в области. Горюнов все хотел под себя подмять, все для «Ротора». Мы развалились когда – он даже автобусы наши каким-то образом себе забрал. Ему Павлов говорил: «Ты соображай, что делаешь. Ты думаешь, нас гробишь? Нет, ты футбол гробишь. Через десять лет здесь вообще никакой команды не будет». И прав оказался. Раньше Волгоградская область была двумя командами в высшей лиге, одной – в первой, двумя – во второй. Сейчас пойдите поищите, где там Волгоград представлен.

– И вы поехали в Липецк.

– Да, месяца на два. Мне уже 37 лет было. Немного повыходил на замену, матчей шесть сыграл, два гола вроде забил – и тут мне Павлов, он в то время Раменское принял, звонит: «Поедешь играть?» – «А что, я еще нужен могу быть?» – «Приезжай, посмотрим. Шанс всегда есть». Приехал – весь сезон отыграл, много забивал, мы попали в вышку.

«Павлов говорил: «Я не понимаю, как Серега в футбол играет: ни скорости, ни удара. Но играет!»

– В высшей лиге вы хет-трик сделали в 38 лет.

– Да играли просто с «Жемчужиной» – а она тогда совсем разобранная была. Там и покер мог быть, и пять мячей, и шесть. А в 2000-м рекорд установил: самый возрастной автор гола в премьер-лиге. Мне почти 40 уже было, когда я Нигматуллину забил.

– Было ощущение, что на вас смотрят как на динозавра?

– Очень точно сказали – как на динозавра, на ископаемое. Я чувствовал это. И насмешливость была. Я ведь был нетипичный для футбола экземпляр. Много копался в себе, никого не подпускал близко, ни с кем мыслями, переживаниями не делился. Мне редко было интересно общаться с футболистами. Это одни и те же разговоры, причем умного о футболе никто ничего не говорит. Я предпочитал с мужиками посидеть, пообщаться, а когда в Камышине играл – и бутылку где-то раздавить. Я эти выходы в народ называл: спуститься в гаражи.

– Все помнят вас уже седовласым. Как так вышло?

– Лет с двадцати начал седеть. Каждый считал своим долгом спросить – почему. Я потом уже отшучиваться стал. В Раменском корреспондент подходил: «Извините, а почему вы седой?» Я говорил: ну вы семнадцать лет поработайте с Павловым – посмотрю на вас.

– Когда поняли, что высшая лига для вас закончилась?

– В 2000-м, когда ахиллы воспалились. Это было ужасно. Умирал на поле.

«Мне почти 40 уже было, когда я Нигматуллину забил»

– Как получилось?

– Я всегда тренировался дополнительно каждый день, а в тот год – как-то особенно налегал на самостоятельную работу. Хватило дурости себя жестко нагружать помимо тренировок. Павлову я об этом не говорил, неудобно было. Хотел выйти на новый уровень.

– В 40 лет?

– Ну говорю же – хватило дурости. В итоге я из «Сатурна» не ушел – меня оттуда вынесли. Ходить больно было. Каждый шаг – будто ногу режут. В Нижнекамск без особого успеха съездил, так и не смог в себя прийти. Вернулся в Камышин. «Текстильщик» на КФК играл – я решил, что смогу.

– Смогли?

– Две игры провел – и слег на полгода. Когда получше стало, начал потихоньку тренироваться. И на КФК пылил, и во второй лиге, когда вышли. Последний гол забил в 44 года. Потом стал чувствовать, что порчу картину, и ушел.

– Чем занимались?

– С женой открыли маленький магазинчик. Я и продавцом был, и товар принимал. Три года там отработал.

Магазин, пять жен, дети

– Тяжело вам продавцом работалось?

– Понятное дело, что это не мое совсем. Но я хотел жить по-новому. Один товарищ пришел как-то в магазин: «Ты же футболист, тебе не западло разве?» Я его за дверь выставил: «Иди, – говорю, – проветрись. Я что, ворую или убиваю ради денег?» Да и вообще привык к этой работе. Одно плохо: три года не играл в футбол, сигаретами себя травил. А когда с женой разошлись, я из магазина ушел.

– Где вы сейчас работаете?

– Единственная работа – это то, что за Николаевск играю на область. Возвращение без дрожи не могу вспоминать: после первой игры ноги скрутило, пластом лежал. Думал, помру. А дальше втянулся помаленьку. Выступаю за Николаевск, а тренируюсь с «Текстильщиком», который тоже на первенство области играет. Одна тренировка в день, еще сам себя нагружаю. Плюс постоянно игры.

«Последний гол забил в 44 года. Потом стал чувствовать, что порчу картину, и ушел»

– Как платят?

– Мне хватает. Я ведь два года один живу. Опять парень на выданье. В следующем году пятьдесят стукнет – может, к этой дате что-нибудь приурочится. Так-то тоскливо одному, конечно.

– Последний брак у вас каким был по счету?

– Пятым. Двое детей родных, внук есть. И от второго брака удочеренная дочка моя – не знаю, правильно так говорить или нет. Ей 24 уже.

– С детьми общаетесь?

– Не особо. Дело во мне. Я не подарок. Нет, я помогал всегда, когда надо было, но инициативы чаще видеться не проявлял. И не тянет, честно говоря. Хотя вот недавно приезжала ко мне дочка – та, которой 24. Мы хорошо пообщались. Папой зовет, в гости приглашает.

– Почему пять раз так получалось?

– Такое ощущение, что меня просто не любили.

– Все пять раз?

– Да. Но это мое мнение. Говорю же, я не подарок.

Пустота, Волга, тренировка

– Почему тренером не работаете?

– А я работал. Когда из магазина ушел – поехал в Николаевск детей тренировать. На четыре месяца хватило. Понял, что детский тренер – не мое. Почувствовал равнодушие в себе, пустоту. Я не детским тренером был, а номер отбывал. В последнее время думаю – может, стоит уехать из Камышина. Устал от однообразия. Но так-то, если разобраться, живу в свое удовольствие. Сам удивляюсь – у меня нормальный тренировочный процесс. Играю в футбол, хожу на Волгу купаться. Раньше заскоки были – 20 декабря мог пойти в реку окунуться. Сейчас так, полкилометра утром проплыву – и нормально.

«Такое ощущение, что все пять жен меня просто не любили. Говорю же, я не подарок»

– Павлова давно видели?

– Недели четыре назад он сюда приезжал, общались. В хороших отношениях.

– Когда вам последний раз журналисты звонили?

– В 2005-м, когда заканчивал. Ребята с «НТВ-плюс» приезжали. Хорошо так пообщались, они сняли репортаж, уехали. Я какое-то время побездельничал, а потом пошел в магазин работать.

– Мы с вами закончим разговор – куда пойдете?

– Да у меня тренировка через полчаса.